Ивлин смотрела на нее с ужасом.

— Молли, милая моя, если так, то вам надо обратиться к доктору.

— Нет, не хочу к доктору! Только не это! Я к врачам близко не подойду!

Ивлин пристально посмотрела ей в глаза, потом накрыла ладонью ее руку.

— Может быть, вам не стоит так уж бояться врачей, Молли. Ведь бывают у людей всякие нервные стрессы, в которых нет ничего особенно серьезного, которые проходят бесследно. Врач мог бы доказать вам это.

— Нет, не мог бы. Он обязательно скажет, что я тяжело больна.

— Ну почему, почему вы думаете, что тяжело больны?

— Потому что… — начала Молли и замолчала. — Нет, не знаю почему.

— А не могли бы ваши родные.., есть у вас кто-нибудь — мать, сестры или кто-то еще, кто мог бы сюда приехать?

— У меня с матерью плохие отношения. Всю жизнь. Да, сестры есть. Они замужем, но я думаю.., я думаю, если бы я попросила, они бы приехали. Но я не буду просить. Мне никто не нужен — никто, кроме Тима.

— Тим обо всем этом знает? Вы ему говорили?

— По существу, нет, — ответила Молли. — Но он обо мне беспокоится и за мной присматривает. Словно хочет.., ну, помочь мне, что ли, защитить меня. И если так, то, значит, я нуждаюсь в защите, правда?

— Я думаю, во многом это чистая мнительность, но все же вам надо поговорить с врачом.

— Со старым доктором Грэмом? От него не будет никакой пользы.

— Он не единственный врач на острове.

— Наверно, у меня ничего серьезного, — сказала Молли. — Просто.., мне не следует об этом думать. Скорей всего вы правы — это одна мнительность. Как поздно уже. Господи. Мне давно пора быть в столовой. Я.., должна идти.

Она остро и почти неприязненно взглянула на Ивлин Хиллингтон и поспешно ушла. Ивлин проводила ее внимательным взглядом.

Глава 12

Старые грехи отбрасывают длинные тени

— Слушай, я, кажись, кой-чего знаю.

— Про что это ты, Виктория?

— Я, кажись, кой-чего знаю. И, может, хорошие деньги за это отхвачу. Ох, хорошие.

— Эй, поосторожней, не вяжись ни во что, ясно тебе? Уж лучше я сам этим делом займусь.

Виктория рассмеялась — сочно, от души.

— Ты погоди, увидишь, — сказала она. — Мне сподручней в эту игру играть. Тут деньгами пахнет, понял? Большими деньгами. Кой-чего я видала, кой о чем догадалась. Думаю, правильно догадалась.

И ее мягкий сочный смех опять огласил темноту.

— Ивлин…

— Да? — машинально отозвалась Ивлин Хиллингтон, без всякого интереса. И даже не подняла глаз на мужа, продолжая расчесывать свои короткие темные волосы.

— Ивлин, как ты смотришь на то, чтобы послать все это к чертям и вернуться в Англию?

При этих его словах Ивлин резко опустила руку с массажной щеткой. Повернулась к нему.

— Ты хочешь.., но мы ведь только приехали. Трех недель еще не прошло.

— Я знаю. Но — как ты на это смотришь?

Она смотрела на него недоверчиво.

— Ты действительно хочешь в Англию? Домой?

— Да.

— Расстаться с… Лаки?

Он даже вздрогнул.

— Ты, похоже, все время знала о.., ну, о том, что происходит.

— Знала, как не знать.

— И никогда ничего мне не говорила.

— А зачем? Уже не первый год, как у нас с тобой все определилось — полная ясность. Ни ты, ни я не хотим разрыва. Вот мы и решили, не сговариваясь, что каждый будет жить своей жизнью, но видимость брака останется. — И прежде, чем он успел что-то ответить, она добавила:

— Но теперь-то почему тебя так потянуло в Англию?

— Потому что я дошел до края. Не могу больше, Ивлин. Просто не могу.

Всегда сдержанный, Эдвард Хиллингтон был просто не похож на себя. Руки его дрожали, он судорожно сглатывал, его обычно спокойное и бесстрастное лицо исказила внутренняя мука.

— Господи, Эдвард, что случилось?

— Ничего не случилось, просто я хочу убраться отсюда…

— Ты был по уши влюблен в Лаки. А теперь это прошло? Так, что ли, я должна тебя понимать?

— Да. Но ты, наверно, уже не сможешь испытывать ко мне прежнее чувство?

— Не будем сейчас об этом, хорошо? Я хочу знать, что тебя так мучает, Эдвард.

— Не сказать чтоб особенно что-то…

— И все-таки мучает. Что именно?

— Разве это не ясно?

— Да нет, не ясно, — сказала Ивлин. — Давай без обиняков. У тебя был роман. Не ты первый, не ты последний. Теперь роман кончился. Или не кончился? Возможно, он не кончился с ее стороны. Так? А Грег знает что-нибудь? Я часто задавалась этим вопросом.

— Не могу тебе ответить. Он ни разу даже не намекнул. И держится всегда очень дружелюбно.

— Мужчины порой бывают на удивление тупы, — задумчиво сказала Ивлин. — Или.., может быть, у Грега есть свои грешки на стороне?

— Он ведь с тобой заигрывал, да? Ответь. Я знаю, что заигрывал…

— Да, было, — небрежно ответила Ивлин, — но он так со всеми. Ты же знаешь Грега. По сути, это ровным счетом ничего не значит. Просто строит из себя темпераментного мужчину.

— А ты как к нему относишься, Ивлин? Только честно.

— Как я отношусь к Грегу? Прекрасно — он забавный. И хороший друг.

— Просто друг? Хотелось бы верить.

— Не понимаю, какое это имеет для тебя значение, — промолвила Ивлин сухо.

— Разве я не заслуживаю твоей откровенности?

Ивлин подошла к окну, постояла, глядя вдаль, и вернулась обратно.

— Я хотела бы знать, что тебя на самом деле мучает, Эдвард.

— Я тебе сказал.

— Неужели это все?

— Боюсь, ты никогда не сможешь понять, насколько диким и нелепым кажется подобное безумие, когда оно уже миновало.

— Я все же попытаюсь. Но в данный момент меня больше всего беспокоит то, что Лаки до сих пор имеет над тобой какую-то власть. Она ведь не просто брошенная любовница. Она тигрица с острыми когтями. Ты должен сказать мне всю правду, Эдвард. Если хочешь моей поддержки — другого пути нет.

Эдвард тихо сказал:

— Если не расстанусь с ней немедленно — убью ее.

— Убьешь Лаки? Почему?

— Из-за того, что она заставила меня сделать…

— А что она заставила тебя сделать?

— Я помог ей совершить убийство…

Слово было произнесено. Воцарилась тишина. Ивлин смотрела на него округлившимися глазами.

— Ты понимаешь, что ты сказал?

— Да. А тогда я ни о чем даже не догадывался. Она попросила меня купить кое-какие лекарства. Я не знал — не имел ни малейшего представления, зачем они ей. Она дала мне рецепт, который у нее был, и попросила скопировать…

— Когда это было?

— Четыре года назад. На Мартинике. Когда.., когда жена Грега…

— Его первая жена? Гейл? Ты хочешь сказать, что Лаки ее отравила?

— Да — и я ей помог. Когда я понял…

Ивлин прервала его.

— Когда ты понял, что случилось. Лаки напомнила тебе о том, что рецепт написал ты, лекарство покупал ты, и теперь вы с ней повязаны? Верно?

— Да. Она сказала, что сделала это из жалости.., что Гейл сильно мучилась.., что она умоляла Лаки помочь ей уйти из жизни.

— Убийство из милосердия! И ты поверил?

Помолчав, Эдвард Хиллингтон ответил:

— Нет.., в глубине души нет.., я принял это объяснение, потому что хотел поверить.., потому что потерял голову от любви к Лаки.

— А потом — когда она вышла за Грега — ты все еще верил?

— К тому времени я уже убедил себя.

— А Грег — было ему что-нибудь известно?

— Абсолютно ничего.

— Вот в это поверить очень трудно!

Эдвард Хиллингтон не мог больше сдерживаться.

— Ивлин, мне необходимо от этого освободиться! Эта женщина до сих пор не упускает случая напомнить мне о том, что я ее соучастник. Она знает, что я больше не люблю ее. Не люблю? Да я ее ненавижу. Но она всячески дает мне почувствовать, что я с ней связан — тем, что мы вместе совершили…

Ивлин принялась ходить взад-вперед по комнате; потом остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Эдвард, твоя беда в том, что ты до смешного чувствительный и к тому же невероятно внушаемый человек. Эта дьяволица держит тебя в своей власти, играя на твоем чувстве вины. Но скажу тебе в простых библейских выражениях: вина, которая тебя гнетет, — это твой грех прелюбодеяния, а не убийства, тебя мучила совесть из-за романа с Лаки — а потом она воспользовалась тобой, чтобы убить Гейл, и заставила тебя почувствовать, что ты тоже в этом повинен. Но это не так.